Леди Монт умела держать паузу, не выпуская нити разговора.
— Элен, милая! Повторюсь, но скажу: я не была такой красавицей, как ты. Не дергайся, я говорю правду. У меня не было глаз такой синевы, как у моей прелестной племянницы, да и ее роскошных волос цвета умело заваренного кофе. Нет, у меня были голубенькие глазки, светленькие волосики. Хорошенькая, одним словом.
Леди Монт лукаво улыбнулась, блеснув голубыми глазами, еще не тронутыми старческой дымкой, и поправила рукой искусно уложенные волосы, оттенок которых, благодаря ухищрениям парикмахера, удачно имитировал дарованный природой цвет.
— Поверьте, на меня обращали внимание. Но был один очаровательный юноша, который вел себя по отношению ко мне вызывающе дурно: просто-напросто не замечал. Признаюсь, это задевало. И тогда я сказала себе: Барбара, надо предпринять все от тебя зависящее, чтобы ему понравиться.
Леди Монт отодвинула губами соломинку и сделала добрый глоток, уменьшивший содержимое бокала на треть.
— Кстати, я тогда не любила коктейли. Шампанское куда ни шло… Так что же предпринимаю я? Я из Золушки на балу делаю из себя Золушку после злополучного удара часов. Бедняжку, ни разу не попадавшую в лапы парикмахеров, модисток и косметологов. А про меня что говорили? Ах-ах, как хороша! Когда объект, ради которого и была затеяна мистификация, меня увидел, он наверняка решил, что человечество сошло с ума. И тут он удивился в первый раз: мол, надо же, что люди наговорили. После чего мне оставалось сделать из себя принцессу на балу. Вот уж удивила!
Леди Монт и по прошествии многих лет была явно довольна собой, всем своим видом призывая слушательниц разделить ее радость. Те ответили ободряющими улыбками.
— Да, удивила так удивила! Платье от Кардена, прическа от Пьера, плюс умеренный, мастерски выполненный макияж… Так вот, по контрасту с первым вариантом второй имел ошеломляющий, но, если честно, временный успех.
— Ба, ты все выдумываешь! — рассмеялась Элен.
Стефани, не выпуская соломинки изо рта, тоже выказала сомнение.
— Девочки, дорогие мои, это я тогда была горазда на выдумки, а сейчас говорю правду, только правду и ничего кроме правды, — торжественно провозгласила леди Монт и вновь заинтересовалась содержимым бокала.
— Верю, верю! — Элен отставила свой нетронутый бокал и, вскочив, бросилась обнимать любимую тетушку. — А дальше что было?
— Дальше? Если хочешь, могу соврать. Сказать, например, что таким образом я покорила множество мужских сердец. Этакая, мол, светская львица… Нет, моя дорогая, речь идет о единственном подопытном человеке. Но, как вы понимаете, опыт удался и мир в вашем лице должен наконец узнать о моей блестящей победе.
Элен расцеловала тетку, та в напускном неудовольствии сопротивлялась ласкам.
— Боролась? Значит, еще раз использовала эффект Золушки?
— Глупышка! Дважды гениальные находки с одним и тем же человеком не срабатывают. Тут главное не уставать удивлять.
— Господи! Это же так сложно…
— Ничего нет проще, дорогая. — Леди Монт, довольная завуалированной похвалой, с упоением окунулась в озорные воспоминания.
— Как странно, говорила я ему, у Моцарта в тысяча семьсот девяносто первом году рождаются такие разные по стилистике и настроению вещи — «Волшебная флейта» и «Реквием»… Но лично мне, задумчиво добавляю я, не жаль все отдать за симфонию ми-бемоль мажор…
Элен замерла. Как, видимо, не раз замирала, когда тетка начинала свое очередное лукавое повествование.
— Это ты правду сказала про год и про мажор?..
— Конечно, девочка! Запомни: при большом рискованном вранье детали должны быть выверены до тонкости, правдивы до микрона. Я узнала, что объект моего внимания бредит Моцартом, и тут же вызубрила все даты. Все про Моцарта знала!
Элен мимикой выразила восхищение, а Барбара продолжила:
— Ну и, как вы, наверное, понимаете, я удивила-таки моцартоведа! Дальше — больше. Мне ничего не стоило со знанием дела высказаться о секретах итальянской кухни, завести доверительный разговор об импрессионистах. О, если бы вы только знали, как полюбила я этих живописцев, стремившихся непредвзято запечатлеть изменчивость окружающего мира и передать свои мимолетные впечатления! Моне, Писсарро, Сислей? Да, я отдаю им должное. Но не следует забывать, строгим голосом говорю я объекту, что кроме хваленых французских пленэристов есть американец Уистлер, немец Либерман, русские Грабарь и Коровин… Ах, какое я получила удовольствие, когда у героя моей мечты от удивления отвисла челюсть…
— Неужели наизусть выучила? Это же надо: целую лекцию по истории искусств вызубрить!
— Нет! — решительно восстала леди Монт против подобного упрощения. — Я увлеклась живописью! Выставки, частные собрания, аукционы, специальные курсы… Впрочем, не в этом дело. Мой герой, и это главное, продолжал ходить с отвисшей челюстью, а я таращила голубенькие глазенки…
— Ну и?..
— Что «ну и?..»
— Не томи ты нас, скажи, чем дело кончилось?
— Чем кончилось?.. — Барбара выдержала интригующую паузу. — Все кончилось тем, что твой дядя Чарлз, сэр Монт, незаслуженно рано скончался, оставив меня вдовой…
Поначалу слушательницы были обескуражены тем, что, минуя ожидаемую счастливую концовку рассказа, Барбара поспешно перешла к грустному окончанию совершенно другой истории. Первой осенило Элен:
— Дядя Чарлз?!
Она отказывалась верить своим ушам. В ее представлении чудесные фантазии тетки никак и никогда не пересекались с реальностью. И вдруг!